Фраза, брошенная Льюисом Мэмфордом: «Традиция была гораздо ценнее изобретений. Удержать и закрепить
самый маленький успех значило больше, нежели добиться новых с риском забыть или потерять старые. Это была
200
не ностальгия, а потребность в сохранении доставшихся тяжкой ценой культурных символов, которые заставили
человека относиться к прошлому своих предков как к некой святыне — одновременно слишком ценной и слишком уязвимой, чтобы ее можно было с легкостью заменить чем-то еще» (Мамфорд Л. Миф машины. Техника
и развитие человечества. М., 2001. С. 135), значима не только для первобытного времени истории человечества.
Она значима и в современной ситуации, когда социальные инстанции (и конечно, институты культуры) внятно
и императивно нацелены — несмотря на риторику, ориентированную на новации и прогресс, — не только на сохранение status quo, на стремление законсервировать текущий момент, но выставить целью движения общества
ориентиры, получающие свое культурное и онтическое алиби в прошлом. Подобная ориентация на прошлое, на
его удержание (навязчивое памятование) вступает в противоречие с тем, что в философской мысли XX в. маркируют как проективную сущность человека. Человек — если, конечно, мы прислушаемся к тому, что говорят философы, — существо, находящееся в проекте (Ж.-П. Сартр) и свою проективность обретающее именно в будущем,
а не в прошлом. Открытый и в чем-то опасный и вирулентный горизонт будущего (а в этот горизонт включена
и смерть самого человека) и делает человека человеком. Будущее, а не прошлое формирует человека, а когда он оказывается ориентированным в прошлое, то он утрачивает это самое будущее (юные не думают о прошлом, о нем думают старики). Однако реальная деятельность культурных инстанций нацелена преимущественно
на удержание прошлого, а когда речь идет о планировании, то оно происходит из горизонта прошлого (генералы
всегда готовятся к уже прошедшей войне). Именно поэтому оппозиция памяти и проекта оказывается довольно
злободневной оппозицией современности. Речь не идет о том, ретроградны ли социальные институты или нет.
Речь идет о том, соответствуют ли они самому определению человека, а именно того сущего, которое нацелено на
будущее и которое обретает свой смысл в этой цели. И тогда может оказаться, что в своем стремлении сохранить
и сберечь текущую ситуацию или реставрировать прошлые модели социальные инстанции действуют против человечности, если мы понимаем человека как то сущее, которое нацелено на будущее, а не идет в будущее спиной
вперед, постоянно смотря и вспоминая прошлое