В ряду мастеров искусств Сократ называет «итакийского рапсода Фемия». Гомеровский Фемий плохо годится на предназначенную ему Платоном роль. В ударных и знакомых Платону местах «Одиссеи» его хвалят как поэта, повествующего о новом, и сам он утверждает, что ни у кого не учился. Какой же он тогда рапсод? И зачем понадобился философу? Предшествующие ряды составлены из первооткрывателей: Дедала, Эпея и Теодора Самосского считали изобретателями скульптуры (или отдельных ее видов); Олимп изобрел, как думали, авлетику, Орфей — кифаристику, Тамира — кифародию (или наоборот). Подмеченная закономерность дает промежуточный вывод: для Платона, как и для его ученика Аристотеля, первым настоящим поэтом был Гомер. Πρῶτος εὑρετής искусства рапсодов, нужный для того, чтобы отделить в профессии чтеца, а с тем — и в самой поэзии, — постижимое от иррационального, отсутствовал. Платон позаимствовал его из «Одиссеи». Предполагаем, что философ сознательно допускает противоречие, чтобы намекнуть на фиктивность своего главного героя. Изобретателям искусств в цепи сравнений противостоят «все остальные», по схеме: бывает ли скульптор (авлет, кифарист), который о Дедале (Олимпе, Орфее) судить может, а об остальных скульпторах (авлетах, кифаристах) не может? В случае с Фемием на месте «остальных» — Ион. Один собирательный образ сопоставлен с другим. Ион известен только из диалога; современник Платона мог спросить, откуда взялся этот рапсод. Если «итакийский рапсод Фемий» не соотвествует гомеровскому персонажу, то и странный «Ион из Эфеса», знающий только Гомера, бессильный понять вещи, о которых так прекрасно рассказывает, не обязан соотвествовать реальности: герой существует лишь в пределах гипотетической конструкции автора. Читателю дают понять, что фигура Иона вымышлена. Обезопасив себя таким образом, Платон свободен формулировать свою философию творчества.