На примере именования Пугачева в различных документах 1770-х гг., где он предстает в разных социальных ролях — допрашиваемого, царя-самозванца, обвиняемого, — в статье исследуется зависимость формы официального именования человека от занимаемого им в обществе положения, типа документа и места имени в составе документа. Официальные формы антропонимов в XVIII в. начали противопоставляться формам именования человека в неофициальной коммуникации, демонстрируя постепенное отчуждение деловой коммуникации от живой речи. Правильное именование человека в разных типах деловых текстов требовало умения и выучки и было знаком приобщения к официальной коммуникации. В статье проанализированы изменения в формах именования Пугачева в документах, относящихся к разным этапам восстания, и сделан вывод, что постепенно в документах, исходивших от бунтовщиков, при
выборе форм его номинации уменьшается число отклонений от сложившейся традиции употребления антропонимов в официальной коммуникации. Анализ документов, относящихся к следствию над Пугачевым, обнаруживает ряд серьезных отклонений в его именовании, которые свидетельствуют о том, что власти рассматривали преступление Пугачева как деяние особой тяжести и, как следствие, лишили его привычных форм официального именования. Для номинации преступника чаще всего использовалась презрительно-уменьшительная форма имени Емелька или оценочное существительное злодей. Особенности номинации Пугачева показывают исключение его имени из официального антропонимикона. Как в розыскных документах, так и в сентенции он назван полуименем (Емелька), хотя такое именование в документах было официально упразднено еще в начале XVIII в. В отличие от допетровской эпохи использование полуимени для именования Пугачева имело иную функциональную нагрузку: оно было выражением отношения официальной власти к человеку, пошатнувшему государственный строй. Вместе с тем эта номинация отсылала к другому самозванцу — Гришке Отрепьеву.