Формирование общегражданских, единых государственных институтов было и остается серьезной проблемой и вызовом для полиэтноконфессиональных государств. Большой исторический опыт, и позитивный, и негативный, в этом отношении накоплен Российской империей. Одним из самых масштабных опытов формирования общих институтов стало постепенное внедрение новой юстиции на основе Судебных уставов 1864 г. на всем пространстве Российской империи. В статье рассматривается опыт создания и функционирования местной имперской юстиции — мирового суда — в Закавказье. Исследование показало, что следует пересмотреть представленное в историографии мнение о противоположности, дуализме и несовместимости, с одной стороны, нового реформированного суда, его правовой основы, судопроизводственных форм и, с другой стороны, традиционных судебных практик, правовых традиций и представлений населения Закавказья. Модели непреодолимого дуализма, «монолитности» противостоящих друг другу культурно-правовых систем оказываются при ближайшем рассмотрении односторонними и неадекватными. В статье с использованием разнообразного материала (решения судов, юридической периодики, ревизских обследований, статистики) показано, что новая юстиция, ее процессуально- и материальноправовая база, уже изначально имела общие черты с местными судебно-правовыми воззрениями и практиками. Имперское законодательство частично инкорпорировало положения местного кодекса, канонического и обычного права. Имперские суды ограниченно использовали обычно-правовые нормы края. Выстраивались каналы коммуникации между судами и местными сообществами. Сделан вывод о кадровой «коренизации» имперского суда. Доказано, что мировой суд занял важную и незаменимую нишу в обеспечении правосудия в регионе. Гарантии правосудия и адаптация к местным реалиям сделала его, как показывают статистические данные и описательные оценки, востребованным местным населением. Модели гибридности, симбиотических институциональных, культурно-правовых пространств, которые разрабатываются, в частности в некоторых направлениях постколониальных исследований, оказываются более адекватными для описания процессов взаимодействия имперских и окраинных судебно-правовых институтов.
