Япония долгое время оставалось страной, закрытой для России. По некоторым источникам, знакомство с её жителями началось в XVII в., а первую непосредственную информацию о быте и укладе японцев мы получили из описаний тех, кто осваивал Дальний Восток в XVIII в., и русских мореплавателей. Особенно неоценимый вклад в вопрос познания Японии на начальном этапе сделал пленённый в начале XIX в. японцами капитан В.М. Головнин. Исследование страны означает не только фокус на политических или экономических отношениях, но и на психологической перцепции жителей стран друг другом. Этот уровень мягкой силы важен для формирования добрососедской ментальности и способности толерантно воспринимать друг друга, что создаёт прочную основу для долгосрочных мирных отношений. Целью данной статьи является анализ разных источников как академического, так и бытового плана для характеристики образа восточного соседа, сложившегося в сознании российских граждан. Для достижения поставленной цели используется феноменологический подход в контексте «восприятия другого». В работе последовательно обосновывается доминирование исторической памяти в выстраивании отношений по типу невоенного соперничества и разрешаемого конфликта. Логика и структура статьи представляет собой движение от анализа отношений между жителями наших стран, начиная с записок мореплавателей в XIX в. и заканчивая усилением совместных контактов после развала СССР. Рассматривается динамика текущих отношений на основе привлечения материалов социологических опросов. Анализируется восприятие японской культуры российской молодёжью в контексте субкультуры аниме и дзен-буддизма. Сегодня особую роль в формировании представлений о других странах играют информационно-коммуникационные технологии, которые ускоряют взаимодействие и создают виртуальное пространство для интенсификации личных контактов. Таким образом, авторы приходят к выводу, что образ Японии в сознании и ментальности российских граждан формировался и формируется по агонистическому типу, предполагающему принятие инаковости другого, а не отторжения, как в случае «восприятия другого» по полемическому типу.
