Научная значимость и актуальность решения обозначенной проблемы

Феномен «героя" и "героики» как совокупности функциональных критериев, привязанных к персоне или группе лиц был актуальным предметом дискурса в обществе раннего нового времени. Считается, что к началу нового времени, особенно в эпоху Ренессанса и под влиянием античной традиции сформировалось три типа «героики», в свою очередь породивших четыре мифологемы «героя»: как властителя, исключительного по своим традиционным добродетелям, как военного «героя», облик которого соответствовал комбинации рыцарских и христианских идеалов и героя-интеллектуала, статус и значение которого, впрочем, оставался долгое время спорным и окончательно этаблировался — в разных версиях - лишь в эпоху позднего Барокко и Просвещения. К этому же следует добавить и феномен духовной «героики», сложившейся во многом под влиянием религиозного раскола периода Реформации и ставший мощным инструментом конфессиональной пропаганды.
Дискурс вокруг «патриотизма» и «героики» с новой силой развернулся в обществе в период острых кризисов XVI-XVII в., чему содействовала Реформация и длительные войны, замешанные на социальных и конфессиональных мотивах. Как показывают исследования, войны играли все большую роль в процессах социальных и духовных перемен. Особенно сильными оказались последствия для немецких земель Священной римской империи. Они стали и родиной европейской Реформации и основным полем битвы Тридцатилетней войны. Ключевым аспектом или своеобразным прологом «героического» дискурса выступала проблема имперской и сословной альтернативы, резко обострившейся в общественном сознании подданных Империи к началу XVII в. Под воздействием Тридцатилетней войны все больше акцентировалась «немецкая трагедия» и собственно «немецкая» ипостась самой войны. Истоки «национальных» ориентиров искали прежде всего в предреформационной и реформационной эпохи, когда под влиянием главным образом швабско-эльзаских гуманистов и позже в публицистике и проповедях ведущих реформаторов все более последовательно складывалось представление о добродетелях древних германцев, унаследованных немцами XVI в. и ставших подданными и носителями империи и имперской идеи. «Немецкий патриотизм», тесно связанный с Империей и носивший четко выраженный сословный характер (концепт «немецкой свободы, «deutsche libertät“) стал ключевым элементом полемики вокруг будущего Империи в условиях религиозного раскола и поисков нового единства. Аугсбургский религиозный мир 1555 г. привел к компромиссу соперничавшие сословия, который исчерпал себя в новых условиях начала XVII в. К этому времени уже обрели зрелые черты пропагандистские символы новых конфессий, в частности элементы «героики» и «немецкого патриотизма» в представлении лютеранских публицистов и богословов. Востребованными они стали и в риторике политической корреспонденции и придворной культуре протестантских княжеств. Тридцатилетняя война своим размахом, все более ширившимися масштабами вынуждала резко активизировать деятельность властных структур и отдельных социальных групп в аспекте консолидации общественного мнения. Старые идеи должны были быть апробированы в новых условиях открытого противостояния религиозно-политических групп.
Не случайно большая част работ немецких историков сегодня так или иначе касается проблем XVI-XVII вв. В фокусе внимания они пребывают и в трудах отечественных коллег. При этом неизбежно возникает вопрос о связях войны и идеологических моделей, активированных или вновь формируемых в ее течении. Изучение с одной стороны структур и механизмов публицистической пропаганды, инициированной властными институтами в условиях тяжелого кризиса, манипулирование разными моделями «патриотизма» и "героики", связанных с ними идентичностей и с другой стороны — общественного мнения, представленного разными сословными группами, несомненно, позволяет глубже понять реакцию властей и общества на переживаемые испытания, представить состояние и стратегию общественного контроля, социальной дисциплины, устойчивость старых архетипов и эффективность новых моделей.
Публицистический дискурс вокруг «героев» войны или «героев» на войне как «патриотов», как защитников «отечества», «веры» и Церкви, живых или павших, отражал консенсус власти и общества, возможности и эффективность этой пропаганды и размеры конфессиональной лояльности.
Между тем до последнего времени указанные аспекты исследовались весьма неравномерно. Долгое время они были во власти знатоков литературы и имели большей частью историко-филологическое значение. И лишь сравнительно недавно они оказались в центре внимания «социальных» историков. Впрочем, большей частью оказалась охвачена проблематика идеологем «героики» и «героев» лишь эпохи Ренессанса и позднейшего периода позднего Барокко и Просвещения — в рамках как немецкой так и общеевропейской традиции. Причем акцент делался преимущественно на интеллектуальном и «государственном» подвижничестве. Показательным образом подобного рода «предпочтения» оказались представлены в трудах Р. Аша и М. Диссельмайера. Мифологема «патриотизма», бесспорно, в большей мере привлекала внимание немецких историков как старой, так и новой школы. И Реформация и Тридцатилетняя война рассматривались и рассматриваются до сих пор в значительной степени как «национальные» события и «национальная» трагедия. Тем не менее, в связи с возросшим в последние десятилетия общим интересом к структурам Священной римской империи явно обозначился интерес к соотношению «национального» и «политического» в дискурсе об «Отечестве немецкой нации». Категории «патриотизма» и «героичности» истолковывается в особенностях сословного общества той поры. Особенную важность приобретают в дискуссии идеологемы «немецкой свободы» («deutsche Libertät“) и «имперского патриотизма», оказавшиеся на вооружении протестантских и католических сословий и Дома Габсбургов. В то же время перспективной задачей здесь как и прежде видится проблема рождения «протосовременной нации». Цикл работ Г.Шмидта весьма показателен в этой связи. Отчасти тон здесь задают и работы немецких историков, весьма успешно работающих на ниве изучения современной публицистики, структур и главных элементов медийной пропаганды, но до сих пор почти не касавшихся интересующих нас аспектов (В. Берингер, Х. Бениг, Х.Медик).
Первая половина XVII в. и период Тридцатилетней войны все еще остается «не перекрытыми» проблематикой указанных идеологем, нет ни их дифференцированного анализа, ни классификации, не представлен в конечном счете и механизм рождения отдельных типов и элементов моделей «героя» и «героики». Анатомия военной «героики» не исследована вообще.

Конкретная задача в рамках проблемы, на решение которой направлен проект, ее масштаб

Основной целью проекта становится попытка заполнить лакуну в исследовании идеологем «героя" и «героики» преимущественно в хронологических границах позднего Ренессанса, конфессиональной эпохи и Тридцатилетней войны.
Главная задача: выявить характерные черты и инструментализацию идеологем «героя" и «героики» от позднего Ренессанса до середины XVII в., с преимущественным вниманием к периоду Тридцатилетней войны. .
В свою очередь главная задача распадается на две группы составляющих. Первая касается форм и методов формирования модели «героя и «героичности» в сравнительных параллелях (Италия, земли Священной римской империи). Каков был механизм появления образа «героя» и модели «героичности», классификация и типы «героев» в зеркале публицистической пропаганды кануна и периода Тридцатилетней войны? Какова была здесь роль властных структур (корона, Церковь, придворные круги) и мнения отдельных социальных групп и институтов (армии, генералитета, дворянства, академической и ученой элиты)?
Вторая затрагивает содержания самой модели. Каковы были важнейшие образующие статуса и функции «героя» или «героики»? Каким образом и насколько сильно персонификация «героики» соотносилась с концептами «патриотизма» и конфессиональной идентичности? Насколько последовательно демонстрировалась «национальная», «региональная», конфессиональная или сословно-монархическая идентичность («герой» как выразитель надежд и защитник «нации-народа», определенной территории или же групп территорий, и «герой», идентифицируемый с конкретной владетельной территорией или монархией; «герой» на службе монархии или владетельных династов; «герой» и «страна»; «герой» и корона, «герой» и Церковь?
Обязательным компонентом выступает исследовательский пролог, охватывающий время позднего Ренессанса и середины XVI в. Он важен для определения концептов изучаемых категорий в условиях становления протестантских конфессий равно как и ответа католической стороны. Особое внимание будет уделено образу «героя» в дидактической литературе и конфессиональной пропаганде в немецких землях. Вместе с тем неизбежным становится и экскурс во вторую половину XVII в., когда потенциально находили логичное завершение идеи и точки зрения, сложившиеся в годы войны и готовился идейный переход в эпоху позднего Барокко и раннего Просвещения.

Научная новизна исследований, обоснование того, что проект направлен на развитие новой для научного коллектива тематики, обоснование достижимости решения поставленной задачи (задач) и возможности получения предполагаемых результатов

Новизна проекта определяется целью, задачами и методом:
1. Охватить до сих пор неисследованный с точки зрения указанной проблематики конец XVI в. и период Тридцатилетней войны на немецком материале.
2. Дать сравнительной анализ идеологических моделей « классического героя» эпохи позднего Ренессанса (Италия) и ее эволюции в период становления новых конфессий и Тридцатилетней войны путем комплексного исследования нескольких групп опубликованных источников.
3. Методология исследования. В рамках проекта следует вполне осознанный отказ от исследования указанных феноменов с изначально заданным ориентиром на «национальную» парадигму («патриотизм» и "героика" XVII в. как обязательный пролог «патриотизма» и "героики" XIX в., рождение «протонациональных обществ). Феномен «героя» и «героики» будет исследоваться не только в контексте языка и риторики отдельных памятников, но в сопоставлении источников разных жанров и в рамках широкого сравнительного анализа.
4. Будет исследована взаимосвязь идейных моделей периода Тридцатилетней войны с предшествующей эпохой Реформации для выявления перспективных и устойчивых линий развития и степени рецепции в годы войны, проанализирован механизмам их формирования и развития. Речь идет влиянии социально-политической, военной и конфессиональной конъюнктуры, властных институтов и связанных с этим аспектов особенностей развития медийного пространства в условиях войны (печать в условиях цензуры, характер цензуры, соотношение концептов автора и заказчика, социальный профиль самих авторов).
5. Будет исследован феномен военной «героики», почти совершенно не изученный на немецком материале Тридцатилетней войны.
6. Будет привлечен корпус малоизвестных и малоизученных текстов, авторами которых выступали непосредственные участники событий и очевидцы (духовник короля Густава Адольфа Якоб Фабриций, надворный проповедник саксонского курфюрста Иоганна Георга I Гоэ фон Гоэннегг, Якоб Веллер фон Мольсдорф, придворные проповедники при дворе Вюртембергских герцогов и «малых» дворов имперской знати Швабии и Франконии, дворяне-публицисты на службе Евангелической Унии и католической Лиги и др.
Члены исследовательского коллектива обладают достаточными профессиональным опытом и компетенции для успешной реализации проекта, и в той или иной мере уже разрабатывали в исследованиях различные аспекты патриотизма и героики конфессионального столетия на немецком материале. Источниковый материал хранится главным образом в фондах петербургских библиотечных собраний: Российской Национальной Библиотеки и Библиотеки Российской академии наук. Кроме того, часть текстов оцифрована и доступна на сайтах ведущих немецких библиотек или же в электронных копиях предоставлена немецкими архивами.

Современное состояние исследований по данной проблеме, основные направления исследований в мировой науке

Тема проекта на немецком и итальянском материале остается освещенной в историографии весьма неравномерно. Отдельные аспекты затрагивались в общих и частных трудах еще в XIX в. по мере становления мифа «национальной" немецкой и итальянской "государственности». При этом реалии XIX и начала XX в. безапелляционно транслировались на период Ренессанса, Реформации и Тридцатилетней войны, в которых исследователи пытались увидеть современную им конъюнктуру. Дискуссия вокруг феномена «героики» и «героизма» резко активизировалась лишь на исходе минувшего века. Истоки восходили к историко-антропологическому повороту, весьма ощутимо повлиявшего на немецкую историографию. Сперва на страницах альманаха «Историческая антропология» и позже на сайте электронного журнала «Герои, героизация, героизм» развернулась полемика вокруг природы, специфики и особенностей развития моделей «героизма» и «героики». Однако с самого начала тон здесь задавали не столько историки, сколько социологи, культурологи и этнологи. Значительный сегмент представляли и специалисты в области новейшей истории. Лишь в последние годы к дискуссии подключились историки раннего нового времени. Причем линия исследований распадается на редкие сравнительные опыты и гораздо более многочисленные исследований отдельных примеров. В первом аспекте крупным событием стала монография Р.Аша, попытавшегося охарактеризовать в рамках сравнительного анализа элементы и функции героического образа на примерах монархов Англии и Франции XVI– XVIII в. Предстал по сути первый подобного рода опыт исследования феномена «героя» в столь широких сравнительных параллелей. В отношении собственно участников Тридцатилетней войны наибольшее внимание даруется почти исключительно персоне Густава Адольфа и его посмертной мемории. Исследования шведских и немецких историков позволяют реконструировать линию глорификации павшего в 1632 году шведского государя. Прочие участники войны, причем, в статусе династов и крупных военачальников, сложившие свои головы на полях сражений, до сих пор остаются за пределами «героического» дискурса. Феномен шведского короля все еще остается практически единственным исследованным в интересующем нас аспекте.
Гораздо более продуктивными стали исследования зарубежных коллег на ниве изучения медийных средств и печатной продукции периода Тридцатилетней войны. Историографическая дискуссия здесь распадается на несколько направлений.
1. С одной стороны важными стали обобщающие исследования по печати в Европе и в землях Империи времен Реформации и XVII в. Несомненно, к их числу следует причислить многотомную монографию В. Фаульштиха, на весьма широком материале предпринявшим попытку классифицировать печатную продукцию и проследить за развитием ее отдельных видов. Сегодня большинство историков разделяют его критерии отдельных видов. Содержится в его труде и краткий обзор состояния медийных средств после 1618 г.
2. С другой стороны, все большее внимание уделяется отдельным видам печатной продукции, брошюрам, газетам и листовкам. Немецкие коллеги оказались в авангард исследования феномена европейской периодики. Проделана большая работа по изучению истории отдельных газет, начиная от «Франкфуртских ярмарочных реляций» и «страсбургской газеты» до собственно изданий военных лет. Еще с XIX в. Большое внимание уделялось памфлетам и листовкам, сегодня представлены и первые опыты классификации этого специфического жанра.
3. Отдельной линией следует дискуссия вокруг духовной продукции и их авторах. Интересующие нас в данном случае проповеди военных лет до последнего времени не находили комплексного исследования. Историки предпочитают сосредоточиться либо на отдельных авторах и обзоре их продукции (В. Зоммер), либо на отдельных жанрах (надгробные проповеди в трудах специалистов Марбургского института персональных исследований). Проблематика персонального подвига и опыт истолкования «героичности» не занимает сколь ни будь значимого места. Кроме того, во многом приоритетным остается интерес к институционно-политической роли лютеранских церковных структур, что особенно хорошо отразилось в монографии Т. Кауфмана .
4. Отталкиваясь от общих наработок историки все больше интересуются парадигмой «событие — информация — общество», исследуя роль печатного станка, формы и способы медийных коммуникаций в создании желательного для власти или отдельных социальных групп образа события или персоны. Весьма значимыми в подобном ключе стали публикации Х. Медика. Сперва в отдельных статьях, а позже — в рамках крупной монографии, он прослеживал специфические черты в формировании образа отдельных событий . Впрочем, наиболее развернутыми оказались его очерки, освещавший гибель Густава Адольфа под Лютценом в 1632 г. и убийство Валленштейна в 1634 г. Цельной панорамы войны у него не появилось, но историк сумел реконструировать линию восприятия, характерные топосы и их эволюцию на указанных примерах.
4. Изучение массовых источников неизбежно повлекло повышенный интерес к отдельным авторам и издателям. Крупным достижением стали впервые за долге годы появившиеся биографии Матфея Мериана и история рождения его знаменитого «Eвропейского театра» 18.
5. Изучение взаимодействия общества и печати выводит сегодня на интенсивное изучение отдельных аспектов официальной пропаганды, механизмов и форм ее развития. Впрочем, до сегодняшнего дня наиболее глубоко изученным оказался лишь феномен шведской пропаганды на отрезке 1630-1635 гг. (И. Беттгер, К.Чопп). Отдельные исследования посвященные «имперской пропаганде», начатые Г. Вандруцка в контексте Пражского мира 1635 г., до сих пор не нашли крупного обобщающего текста. Образ шведского короля как «героя» и репрезентация его военной миссии и здесь остается главным «полигоном» частных изысканий.
6. В последние годы предпринимаются попытки изобразить сам ход войны в в зеркале печати. Первой крупной монографией в этом направлении стала книга В. Бенига. Автор предложил реконструкцию военных событий, опираясь исключительно на материал периодики. Был привлечен внушительный корпус текстов и по новому расставлены акценты на некоторых событиях. Автор приоткрыл иной образ войны, созданный только медийными средствами. Впрочем, критика указывала на невозможность в данном случае обосновать встречную реакцию адресатов — представителей разных социальных группу. А взаимоисключающие оценки событий в текстах вообще едва ли позволяют создать цельную картину.
Таким образом актуальное состояние историографии характеризуется плодотворной работай на различных смежных с темой проекта направлениях, имеются крупные наработки, но они «не стягиваются» в искомый проблемный узел. Дискуссия с историко-литературных, историко-лингвистических высот следует все еще лишь параллельно изучению отдельных текстов, видов печатной продукции и медийной коммуникации в контексте событий. Она разворачивается словно бы в разных плоскостях. В то же время отдельные, близкие по концепту и методу опыты (Х.Медик) все еще ограничиваются частными и хорошо известными примерами ( Густав Адольф и Валленштейн). История мифа «героики» войн раннего нового времени и прежде всего Тридцатилетней войны все еще не написана. Тем не менее, отдельные стороны изучены весьма глубоко, накопленный багаж в изучении отдельных проблем позволяет создать солидный историографический базис в решении поставленных задач.

Предлагаемые методы и подходы, общий план работы на весь срок выполнения проекта

Принцип широкой парадигмы.
Заявленная тема предполагает отказ от анализа лишь узкой группы текстов или же публицистического освещения только определенного события или персонажа, что до сих пор обнаруживалось в историографии. Необходим широкий диапазон исследуемых примеров. При том уже известные модели будут интегрированы в общий ряд для лучшего освещения и понимания. Итоговое сопоставление моделей, значительно разнесенных по времени, позволяет в конечном счете выявить степень преемственности или разрыва, влекущее новое истолкование.

Терминологический консенсус.
В основе его — последовательный отказ от механической трансляций понятий и категорий постиндустриального общества на реалии XVI и XVII в. в рамках концепта, изложенного О.Бруннером и В. Конце. Отсутствие у социальных структур раннего нового времени зрелых субсистемных основ исключает возможность использовать категории «политики», «религии», «государства» в смысле современности. Термин «политическая» и «конфессиональная публицистика» применяются в идеально-типичном веберовском понимании. Подразумеваются сферы духовной и светской культуры в их тесном переплетении. «Политическая публицистика» в данном случае заключает в себе круг вопросов, прямо не касающихся конфессионального аспекта и обращенного к проблемам светских институтов и общества в целом. Целеполагание текстов заключается в передачи информации или в дискурсе из области ответственности светских властей (Корона, сословия, сословные институты). Термин «конфессиональный» общепринят сегодня среди немецких и части российских специалистов, подчеркивает специфику религиозного раскола XVI в. Религия оставалась универсальной категорией, в то время как конфессии, выступавшие частью религиозной сферы, различались догматически и институционно. В данном случае речь идет о католической и протестантских конфессиях (лютеранство, кальвинизм). Используемые термины «герой"» и «героика» выступают в идеально-типичном веберовском понимании как изначально рабочие модели Особое внимание уделяется специфике сословно-правового мышления раннего нового времени, характерным чертам, присущим общественным ценностям и структурам XVI-XVII вв.

Критерии селекции источников:
Методологически весь объем исследуемой публицистики условно подразделяется на две группы: тексты, в которых анализируются общие политические или конфессиональные проблемы, деятельность отдельных персон или институтов на отрезках «большой длительности» (состояние Империи, Церкви, отдельные этапы войны, роль правящих государей или отдельных ключевых фигур) и источники, в которых отражалась реакция на отдельные события («событийная история»). Эти последние в свою очередь будут дробиться на «первичные» и «вторичные» источники, по критерию временной близости свершившемуся событию.

Региональный критерий:
группировка текстов по католическим и протестантским регионам. Среди протестантских центров преимущественное значение будут иметь тексты, опубликованные во владениях ведущих евангелических княжеств: курфюршество Саксония и герцогство Вюртемберг (издательства и типографии Виттенберга, Лейпцига, Дрездена, Штутгарта, Тюбингена), среди католических: наследственные земли Габсбургов, герцогство (курфюршество) Бавария (Вена, Мюнхен), курфюршество Майнцское и Кельнское. Кроме того, особе внимание будет уделено крупнейшим общеимперским центрам периодической печати и медийной индустрии: Франкфурту на Майне и Вольфенбюттелю.

Жанровые предпочтения:
В массиве духовных текстов особое значение будет придаваться кальвинистским и лютеранским надгробным проповедям (Leichenpredigten), условно соотносимых с группой вышеуказанного «событийного блока», посвященных смерти и памяти конкретного лица. С конца XVI в. в структуре подобного рода проповедей появляется биографический очерк умершего, что позволяет реконструировать особенности не только жизненного пути, но и его отражения в зеркале протестантской доктрины. Обязательная связь с «экзордиумом», фрагментом текста из св. Писания, взятого за тематическую основу проповеди, позволяет в этом случае изучить линию взаимосвязи традиционной и современной эпохе поведенческой модели и ее восприятию в духовной среде. Образ и структура статуса «героя» потенциально могут высвечиваться в подобного рода нарративах. В структуре периодической печати преимущественное внимание даруется «первичным» по времени источникам, отражавшим лишь недавно произошедшее событие. Особое внимание будет также уделяться изображениям отдельных событий и персонажей, помещаемых в листовки и памфлеты. Художественная метафора будет выступать важным подспорьем в «дешифровке» интересующих аспектов. Изображение и художественное оформление текстов таким образом становятся частью публицистического дискурса. Из 22 периодических изданий за период с 1618-1636 гг. в качестве опорных точек выбираются два: «Франкфуртский имперский почтамт» и «Aviso или реляции”, издававшиеся в Вольфенбюттеле хлопотами типографов герцогов из Дома Вельфов. Первое издание - как рупор (в идеально-типичном понимании) имперско-католического блока, второе - как рупор протестантского лагеря.

Критерий авторства.
Среди массы авторских текстов предпочтение будет даваться литераторам, создававшим циклы произведений, как казуальных, так и касавшихся крупных проблем общеимперской значимости. Работы одного и того же лица, разнесенные по времени, позволяют реконструировать линию преемственности и разрыва первоначальной авторской точки зрения, равно как и эволюцию, развитие исходных постулатов. Таким образом следует выделить группу наиболее «пишущих» литераторов.
В группе духовных лиц речь идет о надворных проповедниках протестантских резиденций, по долгу службы обращавшихся к текущим событиям. Среди них выделяем «оракулов Евангелия» ведущих протестантских княжеств: в Дрездене: Гоэ фон Гоэннегг, Якоб Веллер фон Мольсдорф, в Вюртемберге (Штутгарт) Лука Осиандер, Христофор Халлер, при шведской ставке: Якоб Фабрициус. В группе католических авторов: духовники Фердинанда II Мартин Бекан и Вильгельм Ламормен. Группа светских литераторов: Михаэль Каспар Лундорп, Петр Абелин, Георг Вайссенбах.
Представленные подходы следует ограничивать эврестической логикой: ход самих исследований потенциально может выводить и на иные модели.

Общий план исследования:

1. К.и.н., доцент М.И. Дмитриева: Исследование проблематики "героя" и "героизма" в политике и общественной публицистики Италии (пример Сиены) в конце XV - первой половины XVI в.
2. К.и.н., доцент Н.А. Бережная. Исследование проблематики "героя" и "героизма" на материале конфессиональной публицистики Германии на рубеже XVI-XVII вв. (преимущественно на примере курфюршества Пфальц)
3. Д.и.н., проф. А.Ю. Прокопьев. Исследование проблематики "героя" и "героизма" в общественной публицистике (периодическая печать, листовки, проповеди) периода Тридцатилетней войны (преимущественно на материале событий 1622-1632 годов).



Имеющийся у научного коллектива научный задел по проекту.

У коллектива имеется существенный подготовительный задел.
Руководитель рабочего коллектива д-р ист. наук, профессор А.Ю. Прокопьев, специалист по истории Германии и эпохе Тридцатилетней войны, неоднократно касался в исследованиях вопросов образа «героя» эпохи раннего барокко на примере дрезденских курфюрстов из династии Веттинов на рубеже XVI- XVII в. В несколько более развернутом виде он был исследован в его же монографии: Прокопьев А.Ю. Иоганн Георг I курфюрст Саксонии. Власть и элита в конфессиональной Германии». СПБ: издательство СПБГУ,2011. Некоторые историографические и исследовательские аспекты оказались представлены еще в двух его монографиях: Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола 1555-1648. СПБ: издательство СПБГУ, 2008; Прокопьев А.Ю. Тридцатилетняя война. М.: Наука, 2020 г., второе издание - 2023 г. В 2015-2017 гг. руководил исследовательским проектом РГНФ 15-31-01009 "Печать и коммуникативные практики конфессиональной эпохи: Центральная Европа и Прибалтика", непосредственно связанным с обозначенными в настоящем исследовании проблематиками – медийным пространством, его творцами и реципиентами.
К. ист. наук, доцент Н.А. Бережная, один из ведущих специалистов в нашей стране по проблематике кальвинистской Реформации в Германии. Автор монографии: Бережная Н.А. В битве за истинную веру. Кальвинизм в Германии XVI в. СПБ: Наука, 2021 и цикла статей, посвященных конфессиональной полемике в Пфальце во второй половине реформационного века.
К. ист. наук М.И. Дмитриева, специалист в области истории итальянского Ренессанса, историк синьории Сиены позднего средневековья и раннего нового времени, автор цикла статей, посвященного различным аспектам политической истории Сиены.