Каким Буковски усвоила массовая культура? Вечно пьяным, никогда молодым, в чем-то грубым, а чем-то — отчаянным романтиком, превращающим каждое свое выступление в шоу. Все это мы давно знаем. Вопрос куда более любопытный — каким Буковски усвоила американская поэзия? Как Буковски, сам того, возможно, не желая, становится органичной частью поэтического пространства США? Последующие практики письма фрагментируют Буковски-поэта или, лучше, Буковски-текст, заставляя нас не столько прочитывать себя сквозь предшественника, сколько переоткрывать последнего, накладывая на него новые, иногда совершенно чуждые, схемы интерпретации. Таким образом, в контексте лекции Буковски-текст (кажется, от Буковски-поэта нам стоит отказаться примерно полностью) становится референциальной точкой, к которой мы вынуждены возвращаться вновь и вновь, обозревая в чем-то, на первый взгляд, близкие (Post-Beat Poets), в чем-то неожиданные (Poetics of Frustration), в чем-то, как может показаться, совершенно не соотносимые с виновником торжества (L=A=N=G=U=A=G=E Poetry) группы поэтических жестов, андеграундной до поры до времени природы