На конференции с разных сторон рассматривается то, как одни книги присутствуют в других книгах в мировой литературе от древности до наших дней, причем не в виде аллюзий и реминисценций, но как непосредственные элементы произведения.
Присутствие «книги в книги» – явление, характерное для всей мировой литературы. В метафизическом смысле, это то, что называется интертекстуальностью (или межтекстовым диалогом) - термин Юлии Кристевой, впервые появившийся в ее статье «Бахтин, слово, диалог и роман» (1967). Всякий текст, по мнению Кристевой, наполнен отсылками на предшествующие тексты. В свою очередь, вновь созданный текст составляет основу текстов будущих.
Однако предметом конференции является, если можно так сказать, метафизика физического присутствия книги внутри литературного произведения. Первое, что мне приходит на ум в этом контексте – диалог Данте в его путешествии по загробному миру, когда он просит Франческу да Римини рассказать с чего и как началась ее любовь к молодому брату ее мужа. В ответе она ссылается на книгу, которую вместе они читали: «…В досужий час читали мы однажды/О Ланчелоте сладостный рассказ…». Книга в книге Данте явилась причиной, поводом, импульсом к постижению истинного чувства…
Или «диалог» Шекспира с Гамлетом, когда герой пьесы сочиняет свою пьесу. Зачем понадобилось Шекспиру показывать пьесу внутри пьесы? По сути, создавать театр в театре? Для Гамлета, как и для самого автора, театр наряду с книгой – это способ постижения истины. Неслучайно герой Шекспира вчитывается в слова, которые для него открывают нечто большее, чем сюжет…
Зачем Пушкину потребовалось сообщать нам, какие книги читала Татьяна? Зачем нам знать, что Онегин читал Адама Смита? И, наконец, зачем Татьяна просматривает книги, которые читал Онегин? Во всех случаях это не столько сообщение о книгах, сколько о тех, кто их читает, об их внутренних мирах и их динамике. Это познание какой-то скрытой истины о человеке.