Источники пушкинской ремарки «Народ безмолвствует» обсуждались неоднократно. Господствующее представление, согласно которому пушкинская фраза восходит к «Истории государства Российского» Карамзина,
не лишено оснований и все же не является в полной мере убедительным. М. П. Алексеев полагал, что Пушкина вдохновили страницы Тьера, повествующие о том, как Мирабо предложил встретить Людовика XVI, идущего в Учредительное собрание: «Пусть мрачное молчание прежде всего встретит монарха в эту минуту скорби. Молчание народа — урок королям». Хотя М. П. Алексеев и выявляет интересную литературную традицию, его идея едва ли может быть принята: в ситуации, представленной Тьером, нет реакции народа (насколько тут уместно говорить о народе), нет и сцены – в драматическом смысле слова.
Бесспорная параллель к знаменитой концовке «Бориса Годунова» обнаруживается у Плутарха. В жизнеописании Цезаря (LXVII, 4) рисуется сцена, как вскоре после убийства Цезаря заговорщики во главе с Брутом обращаются к народу с речами, и народ встречает их речи полным молчанием. Плутарх нашел эту сцену в недошедшем до нас сочинении, которое в свою очередь опиралось на длительную литературную традицию, восходящую к «Одиссее» Гомера. И Карамзин, и цитируемые М. П. Алексеевым французские писатели и ораторы тоже испытали на себе влияние этой традиции.