В статье рассматривается экзистенциальная проблематика, возникающая в связи с некоторыми этически неоднозначными
жизненными ситуациями. Подобного рода неоднозначность явно дает о себе знать в ходе анализа и интерпретации моральной философии И. Канта. Согласно формуле категорического императива, если человек хочет быть признан свободным и нравственным существом, его действия всегда и без каких-либо оговорок должны воплощать требования категорического императива. Однако конкретика жизни
противится признавать убедительность формального мотива
Европейская мысль от Нового времени к Модерну и ее рецепции в России к совершению действия, теоретически обоснованного Кантом как морально правильного. Более того, категорическое требование применения морального закона в реальном, а не теоретическом, опыте жизни может получить этическую же негативную оценку. Рационально справедливые выводы, к которым Кант приходит при построении теории этики, на уровне практической этики в одночасье могут превращаться в свидетельство нравственной непорядочности,
черствости и безразличия. Тем самым обозначается существенная проблема — как при столкновении с конкретным содержанием жизни продолжать сохранять лояльность к поступкам, совершаемым исключительно на основе формальных принципов, не допускающих снисхождения и милосердия? С одной стороны, дедукция формы категорического императива показывает необходимость считать нравственным только такой поступок, который управляется строгим требованием соблюдать букву закона, приверженность которому и будет наполнять форму моральным содержанием. Однако, с другой стороны, само это содержание в реальных обстоятельствах жизни оказывается столь формальным, что лишается в человеческих отношениях хоть какого-нибудь значимого содержания. Правильность формально обоснованного поступка обнаруживает свою бессодержательность и экзистенциальную непродуктивность, удерживаясь в своей актуальности только на формальном уровне. Решение описанного здесь парадокса, которое
не позволит отказаться от кантовской максимы в силу ее частичной жизненной непродуктивности, состоит в дополнении кантовской рационально выстроенной этической системы иррациональными принципами, среди которых можно выделить принцип «живого тела» (соприсутствие рядом) (основания для введения этого принципа аналогичны основаниям введения юридического принципа habeas corpus)
и принцип прощения.