Савчук В.В. в первый год осуществлял общее руководство и координацию исследовательских программ членов исследовательского коллектива, руководил исследовательским семинаром «Визуальные практики», организовал и провел Всероссийскую конференцию «Визуальная экология как научная дисциплина». Улан-Удэ, Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления, 18-21 августа 2021 г. Особое внимание было уделено историко-понятийную реконструкцию основных этапов становления новой дисциплины «Визуальная экология» и выяснения ее специфики в отличие от «экологии культуры», с одной стороны, и традиционного экологического дискурса с четко проработанными критериями загрязнения воды, воздуха, земли — с другой. В этом направлении были сделаны шаги в сторону выявления источников и факторов загрязнения визуальной среды. Осознавая, что антропогенная среда настоящее время поступательно трансформируется в медиасреду, постольку поиск критериев визуальной экологии городской среды, смыкается с весьма близкой областью — экологией медиа и цифровой среды. Следующий этап — определение как общих, так и специфичных для реальной антропогенной среды, с одной стороны, и медиа- и цифровой среды, с другой. (См. статью How is visual ecology possible in a technical enviroment // The European Proceedings of Social & Behavioural Sciences (в соавторстве с К.А. Очеретяным) Нельзя не учитывать происходящую экспансию медиа- и цифровой реальности в реальности жизненного мира.

Очеретяным К.А. была исследована архитектоника и генеалогия интерфейс-реальности для приближения к аналитике современных цифровых сред, становящихся нашими преимущественными оптическими медиа, в мире гибридного опыта дополненной, расширенной, смешанной реальности. Было установлено, что в современной цифровой реальности автоматизм и алгоритм становятся этическими основаниями доверия: современные технологии такие как нейросети могут обрабатывать большое количество опытных (в т.ч. визуальных) данных при этом не видя их: возникает парадокс при котором человек видит, но его опыту доверяют меньше, чем программам, алгоритмам, машинам, которые не видят — но лучше обрабатывают опыт. Как итог современная визуальная среда на уровне технической реализации цифровых оболочек — в большей мере среда машинных технических требований, чем человеческих возможностей. Причины этого парадокса раскрываются через аналитику понятийных, метафизических, теологических, экзистенциальных слоев, лежащих в основании принципа автоматизма (делается вывод автоматизм действия в цифровых оболочках имеет свое глубинное теологическое бессознательное, которое в проектировании оптических медиа подавляет психологические, антропологические, социологические открытия учтенные в опыте медиаискусства и компьютерных игр). (См. статью Социальная теория автоматов: к проблеме технологического Бессознательного //Социология науки и техники. Т. 12, № 3. ; ) Также было обнаружено, что мы, благодаря современным технологиям производим визуальные образы лучше, чем умеем их обживать. Визуальный образ тотально воздействует на психофизиологию человека: чтобы мы не видели – мы вкладываем в это видение наше тело: пространственная ориентация, доступные варианты движения, арсенал телесных практик. Мы видим то, к чему подогнаны эволюционной гонкой, видим из нашего биологического прошлого, в то время как технологии укоренены в будущем, следовательно, мы вкладываем в создаваемые ими образы прошлую психофизиологическую динамику собственного тела, в том самый момент, когда они ее скрыто модифицируют для будущего. У нас есть промышленные технологии для создания образов, но нет техник тела адекватных их проживанию. Теории следует изменить подход к техническим образам: думать не о них, но вместе с ними, о тех техниках тела и мирах, которые они открывают, о тех критериях и требованиях, которые они выставляют (См. статью How is visual ecology possible in a technical enviroment // The European Proceedings of Social & Behavioural Sciences (в соавторстве с В. В. Савчуком) Пока развитие алгоритмических технологий, машинных систем распознавания и производства образа не учитывает телесные техники, а вопрос о человеческих возможностях замещен техническими требованиями продуцирования и обработки образа, брешь растущая между мощностями технических визуальных сред и хрупкостью визуального ресурса порождает рост визуального мусора и как следствие — визуальной агрессии среды. Технологии наделяют нас избыточным опытом: мы видели все пороки и все катастрофы, как и все радости и удачи – но эти опыты, не совпадая с полноценным присутствием в событии порождает вкусовые безразличия и как следствие общий эстетический упадок за которым не обнаруживается единство стиля, настроения жизненных пространств, а следственно исчезает допредикативный базис для сочувствия, доверия, углубления и укрепления социального взаимодействия. Здесь фармацевтическим ресурсом обладают компьютерные игры, которые через научение контролю эмоций, усиленных аттрактивностью технического образа, увеличивают пластичность социального тела, что, конечно, отражается и на экономических процессах, которые во многом основаны на доверии, солидарности, поиске консенсуса (См. статью Study of Visual Garbage: Visual Ecology Perspective // The Caspian in the Digital Epoch (в соавторстве с Д. А. Колесниковой, А. Р. Латыповой, А. С. Ленкевичем). Одним из ключевых промежуточных результатов исследования стала классификация типов визуального мусора и выработка предложений по его переработке. Поскольку вопрос о мусоре — в большей степени вопрос о причинах (а также альтернативном выстраивании причинно-следственных связей, альтернативном использовании, отношении и т.д.) было предложено классифицировать мусор согласно аристотелевской концепции причинности (имплицитно сохранившийся и в теологическом дискурсе Средневековья и в технологическом дискурсе Нового времени). I. по форме — здесь был сделан вывод о том, что мусор в визуальной среде есть прежде всего непонимание локальных масштабов среды, несоизмеримость. Следовательно: 1) необходимо учитывать климат, краски среды (природные и культурные, обусловленные климатом и временем), архитектурный дизайн, размеры зданий и улиц, ориентироваться на локальное, а не на глобальное; 2) выделять экспериментальные эстетические зоны (выносить визуальные для совместного проектирования — партиципативного дизайна); 3) разгружать визуальной фон через вынесение образов в дополненную реальность. II. по материи — здесь главный вопрос — долгосрочность: городские образы претендуют на вечность, а для предупреждения загрязнения в следствии темпоральной изобильности 1) можно использовать ресурс самоуничтожающихся от климатических условий материалов (это поспособствовало бы и общей экологической обстановке и социологии настроений); 2) возложить это разрушение на граждан, т.е. разрешать негативное механическое воздействие по отношению к образу переводить визуальную агрессию в социальную, прямую а заодно проводить профилактику хулиганств, предупреждать вандализм и осуществлять мониторинг как визуального благополучия так и общего социального благополучия районов; 3) делать образы мобильными. III. по взаимодействию — здесь 1) учитывался бы потенциал гаджетов, AR- и VR-технологий для установления обратной связи; 2) в социально-сетевом взаимодействии можно было бы изменять отдельные качества образов, цвет, размер, среду размещения,положение, а также — сравнивать, миксовать и создавать рейтинги лучших проектов; 3) коллективно продумывать, прочувствовать и виртуально создавать модели городского планирования, могущие стать актуальными урбанистическими сценариями. IV. По цели (визуальный мусор выключает социальный контекст, соответственно речь здесь идет о том как преодолевая визуальное загрязнение жтот контекст вернуть и установить)) — 1) прежде всего поощрять проекты отражающие локальную динамику среды (а не универсальные, глобализированные тренды); 2) переход от эксплуатации настроений к работе с ними, от существования в виртуальных образах в существование с визуальными образами отражающие актуальные настроения; 3) благодаря сетевым играм в городской среде, учитывающим геолокацию, фотокамеру и беспроводную связь — геймеров можно было бы использовать как мусорщиков визуальной городской среды, как тех, кто обыгрывает, проигрывает возможные сценарии, а ряд городских зон можно было бы геймифицировать превратив их в площадки экспериментального визуального планирования. Для восприятия новых образов нам нужны техники работы с телом и сознанием.

Колесниковой Д.А. были рассмотрены роль и значение этики в системе регуляторов визуального загрязнения в ситуации новой нормальности. Новая нормальность была определена как сфера имморального регулирования, для которой не выработаны еще общепринятые моральные нормы, но уже сформулированы новые принципы. Исследования критериев визуального загрязнения и нравственных механизмов решения проблемы позволили систематизировать и описать их в нескольких моделях этического регулирования (перфекционистская, утилитарно-гедонистическая, прагматическая), способствующих интериоризации норм визуальной экологии в индивидуальном и групповом сознании. Основанием для построения описательных моделей послужили нормы и принципы, представленные различными подходами к изучению экологической проблематики. Как итог была предложена система этических регуляторов визуального загрязнения, основанных на принципах: умеренности и разумности; самоконтроля, рациональной оценки последствий и ответственности за свой выбор; разумном эгоизме самоидентификации, самореализации, успехе и признании. (См. статью Этические регуляторы визуального загрязнения // …. (в соавторстве с Л. А. Громовой). Одним из ключевых промежуточных результатов исследования стала проблематизация понятия «мусор» в контексте визуальной экологии. Были представлены подходы в категоризации мусора в работах культурологов, антропологов, художников и писателей, таких как М. Дуглас, М. Томпсон, Дж. Скэнлэн, К. Швиттерс, К. Вагинов. Было установлено, что человек в отношениях с мусором (как и с техникой) находится в процессе становления, всегда открытом процессе субъективации. Все реальные объекты, с которыми взаимодействует человек, претерпевают стадии распада, переходя из сферы нужного в мусор и отходы. Мы находимся в ситуации постоянной переработки визуальных образов, перевода их из формата мусора в формат окультуренных образов, но какое-то количество «первой материи», первичного материала, т. е. визуального мусора, необходимо иметь в качестве базы данных для переработки. С развитием медиатехнологий происходит дифференциация видов загрязнения путем разделения на hard (материальные отходы) и более паразитарное — soft («мягкое» загрязнение лингвистического, коммуникационного и визуального мусора). Но в то же время визуальный мусор может стать медиумом генерации новых знаний и данных, циркулирующих в цифровой среде: техники дрейфования картинок, миграции мемов, виральность распространения образов. Был сделан вывод о том, что понимание мусора как медиума помогает не только раскрыть особенности процесса его циркуляции, но и рассмотреть его как источник аккумуляции знаний. Для выработки критериев визуального загрязнения видится необходимым дальнейшее исследование перформативной продуктивности мусора и его значения в качестве инструмента медиации.( Study of Visual Garbage: Visual Ecology Perspective // The Caspian in the Digital Epoch (в соавторстве с К. А. Очеретяным, А. Р. Латыповой, А. С. Ленкевичем).

Кирилловым А.А. был предложен экосистемный подход в постановке проблем визуальной экологии, раздвигающий горизонт проецирования экологического дискурса на социо-гуманитарные дисциплины. Основанием заботы об экологическом благополучии (визуальной) среды является неразрывная связь человека с окружающим его пространством, медиасубъекта - с цифровой средой. Таким образом, проблематика не сводится только лишь к охранительной риторике в духе энвайронментализма, но мыслит экологию в условиях цифровой реальности как медиаэкологию, системно (однако, без установления иерархий) включающую в себя модусы экологии сознания и чувственности, общества и окружающего ландшафта, опосредованные и предзаданные цифровыми интерфейсами и алгоритамами. Визуальный опыт - зачастую репрессивный - не ограничивается взаимодействием человека с вездесущими образами в пространстве города или экранов гаджетов, обладая автономией и активностью, образы влияют как на наши бессознательные, так и рациональные установки, конструируют социальные практики и телесность. Дихотомия внешнего (среда) и внутреннего (субъективность) распадается, и медиасубъект, через сенсорные каналы которого ежеминутно проносятся огромные массивы информации, в том числе визуальной, предстает как вписанный в мир “субъект-в-процессе” (Р. Брайдотти). Предложена концепция Digital Umwelt, которая описывает перцептивный опыт человека цифровой эпохи и выстраиваемые им, соответственно этому опыту, системы значений и смыслов.
В ходе исследования была обоснована идея о том, что несмотря на доминирующую интенсивность присутствия визуальных объектов в нашей повседневности, - в сравнении с аудиальными или тактильными, - теоретические подходы, основанные на визуальном эссенциализме и оптикоцентризме не позволяют последовательно разворачивать экологический подход в рамках разрабатываемой дисциплины. Сенсорный аппарат человека представляет собой сложную динамическую конфигурацию, в которой все чувства взаимосвязаны на уровне особой техно-синестезии. А опыт взаимодействия с визуальной средой строится не по принципу субъект-объектной дистанции, это мультисенсорное погружение, где медиасубъект непрерывно обменивается информацией со своим окружением и тем самым становится транспарентным и проницаемым. Показано, как конкретные политики в области урбанизма и навязываемые когнитивным капитализмом поведенческие стереотипы предъявляют требования размыкать границы личного и публичного: в дополнение к камерам наружного наблюдения и алгоритмам слежки в гаджетах и социальных сетях, принуждение к ежедневным отчетам посредством сетевых медиа о самых интимных аспектах жизни делает современного городского жителя предельно прозрачным и уязвимым.
Предложено две стратегии для достижения благополучия визуальных сред. Первая связана с пониманием современного человека как погруженного в гибридную материально-цифровую среду медиасубъекта, и предполагает развитие знаний и навыков заботы о себе - аутентичного экологического экзистирования, включая: визуальную/медийную грамотность (особенно в понимании технологий политического и маркетингового манипулирования, понимание работы цифровых алгоритмов), умение противостоять и справляться с информационной перегрузкой посредством практик минимализма, “медленной жизни” и диджитал детокса, визуальный активизм и техники уклонения от чрезмерного надзора. Особое место здесь занимает (медиа)экологическая эстетика, призванная восстановить полноценный соматический и мультисенсорный опыт, не редуцированный к потреблению визуального контента.
Вторая стратегия основана на исследовании феномена репрезентации в медиасреде. На основе сравнительного анализа сделан вывод о том, что современные формы репрезентации связаны не с представлением некоего референта миметическими средствами, а с процессом визуализации цифровых данных. Возникает парадокс, согласно которому с переизбытком информации, в том числе визуальной, мы справляемся посредством производства новых визуальных образов, репрезентирующих эту информацию. На принципах наглядности и упрощения восприятия информации строятся все современные пользовательские интерфейсы, и в качестве критерия экологичности урбанистической визуальной среды предлагается внедрение в организацию городского пространства принципов, ориентированных на горожанина-пользователя и эмпатически учитывающих разнообразие потребностей. Для достижения результата важными признаются аналитические усилия полевых исследований урбанистов, антропологов и социологов города, синтезируя которые можно в дальнейшем предложить конкретные решения в области конструировании комфортной визуальной среды посредством соучастия самих жителей медиаполисов.

Шевцовым К.П. была исследована динамическая структура визуального образа, предложен и развит концепт возвращения взгляда, представлена новая трактовка связки восприятия и мышления. Конкретным предметом исследования в прошедший год стала ситуация вовлечения субъекта в образные ряды и утрата привычной дистанции, обеспеченной непосредственным телесным опытом. Анализ этой ситуации как раз и позволил показать работу в восприятии динамических структур, открытых внешнему воздействию, а также непрерывную апелляцию к этим структурам со стороны современных медийных технологиях. В ходе исследования было показано, что суггестивность восприятия является одновременно его слабостью и силой, поскольку связано с базовой способностью воспринимать движение, создавать образ движущегося и, далее, конституировать понятие и образ чистого движения. Восприятие движения обусловлено сцеплением актов восприятия, благодаря которому воспринятый образ становится отправной точкой нового восприятия, и каждый акт восприятия не только завершается в образе, но и восполняется новым актом. Возникающий благодаря такому сцеплению актов образ чистого движения был исследован как значимость, позволяющая ориентироваться в пространстве опыта и использовать различные его элементы как означающие векторов внимания, задающих структуру горизонта восприятия.

Латыпова А. Р. В ходе первого года проекта цифровая среда была рассмотрена как пространство для разворачивания эстетического режима (Рансьер), выходящего за границы искусства и охватывающего как повседневный опыт взаимодействия пользователей, так и позиционирование пользователей в поле гражданского взаимодействия. Интерфейс был рассмотрен как горизонтальное пространство коммуникации, где развиваются новые формы отношений, например виртуальный коворкинг, чему способствуют такие возможности цифровых сред как «анонимность», «децентрализованность», «распределенность», «открытый код» и т.д. Результаты были представлены в докладе «Разделяй и чувствуй: эстетические основания дизайна цифровой среды», а также в рамках круглого стола «Искусство в контексте визуальной агрессии». Один из выявленных критериев оценки визуального цифрового пространства стал критерий наличия визуального мусора, качественный анализ которого был проведен Латыповой А.Р. совместно с Колесниковой Д.А., Ленкевичем А.С. и Очеретяным К.А. (результаты представлены в статье «Study of Visual Garbage: Visual Ecology Perspective»). Некоторые формы цифрового визуального мусора, такие как глитчи, могут быть рассмотрены не как препятствие для визуального восприятия, а как ключи к формированию новых пользовательских (в частности, игровых) практик. Складываются новые формы кооперации пользователей, что способствует формированию общего пространства эстетического действия (такого действия, которое посредством чувственных переживаний перестраивает конфигурацию привычных отношений и дает возможность выхода за рамки устоявшейся нормированности). При этом стоит отметить, что цифровая кооперация преодолевает границы цифровых пространств и с их же помощью перестраивает отношение «горожанин – город». Латыпова А.Р. начала исследование новых форм взаимодействия в рамках городского пространства на основе цифровых технологий. Первые результаты представлены в докладах «Город сквозь призму технологий: городские сообщества и учреждение новой “совместности”», «Критический анализ кооперативного дизайна». Латыпова А.Р. применила концепцию «urban commons» («городская совместность») к анализу конкретных проектов кооперативного дизайна.

Ленкевич А. С. исследовал предел ремедиации визуального опыта, т.е. предел перевода визуального опыта предшествующих медиа на язык новых, в частности, на язык интерфейсов компьютерных игр, рассматривал специфические режимы чувственности, присущие новым технологиям. В ходе этого исследования был рассмотрен дизайн перцептивного опыта геймера, включенного в диспозитивы интерфейсов и контроллеров: визуальное восприятие игрока предполагает соучастие других органов чувств, прежде всего, включения тактильной перцепции. Визуальный опыт геймера (можно сказать, современного пользователя интерфейсов) тесно сопряжен с осязанием: мы не только смотрим на экран, но прощупываем визуально обозреваемое пространство через различные интерфейсы (сенсорные экраны, тачпады, геймпады). Этот опыт, по аналогии с концептами Ж. Делеза («образ-время» и «образ-движение»), можно обозначить концептом «образ-прикосновение». Ремедиационный предел современных технологий требует более детального исследования, в частности, с помощью EYE-tracking (техническое отслеживание взгляда пользователя) можно вывести количественные характеристики визуального восприятия игр и кино, но для этого требуется специальная техника. Также в первый год работал с феноменом визуального мусора (визуальный шум) в контексте медийной трансформации городского ландшафта. К визуальному мусору, тянущему за собой шлейф негативных коннотаций, можно подойти с совершенно противоположных позиций: в эпоху контекстной рекламы, биометрии, сбора геолокационных данных визуальный мусор становится союзником горожанина, средством дезактивации рекламы, повышения конфиденциальности и т.п. В этом ключе категория визуального мусора переосмыслялась в докладах и выступлениях, а также в соотвествующей статье.

Николаева Ж.В. в своей части работы над проектом использует как определяющий аналитический инструмент пространственный концепт визуальной среды в мегаполисах и раскрывает дополнительные возможности для исследования визуальной реальности и визуальной экологии. Образы и контуры абстрактных пространств, миметических мест, являются производными от визуальных паттернов и, одновременно производящими, а также обеспечивающими согласование потоков и сетей, визуальными критериями соответствующими будущей социальной реальности и трангенерациональной (межпоколенческой) коммуникации. Городская среда, визуальное загрязнение, новая теория проекта являются ключевыми понятиями для обсуждения возможностей рациональной эстетики и ее вероятной роли в минимизации неустойчивых структур и актуализации “заботы о себе” в городской среде пост-мегаполисов.
Принципы «рациональной эстетики», исследованные итальянским философом М. Феррарисом и актуальная философская рефлексия архитекторов-практиков была представлена Николаевой Ж.В. в докладе “Рациональная эстетика в архитектуре против визуального загрязнения окружающей среды” представленном на Втором российском эстетическом конгрессе (1–3 июля 2021, Екатеринбург). Выдвигается гипотеза о том, что, вероятно, именно работа с представлениями о категориях времени и идентичности в архитектуре, или даже их сознательное игнорирование, будет все чаще отражать специфику работы последующих поколений урбанистов с учетом концепций, которые предлагает такая дисциплина как Визуальная экология. Современная визуальная экология борется с вредным влиянием на эмоциональную, интеллектуальную, социальную и культурную среду. Сознательный архитектурный рационализм, как и «новый реализм» в философии, способен противопоставить тотальному городу, склонному к насилию образа, идеи деконструкции ритмов и структур в сторону отказа от непременного условия идентичности архитектурного сооружения, что может способствовать бережному отношению к визуальной среде для будущих поколений через отмену «постоянной», то есть устойчивой во времени, городской среды в целом и нерационального языка архитектурных форм в частности. Большое значение приобретает современная теория документальности, которая представляет собой направление в онтологии, социальной философии и философии искусства. Эту теорию отличают принципиально новые методологические подходы, где любые (в т.ч. и визуальные) объекты рассматриваются как объекты социальной реальности, производные от документов: норм, уложенией, договоров, пактов. (См. опубликованные тезисы доклада Николаева, Ж. В. Теория М. Феррариса в философии архитектуры: документальность и критерии визуального. // XV Кагановские чтения. Теория культуры и эстетика: новые междисциплинарные подходы (к 100-летию М.С. Кагана). Тезисы докладов всероссийской научной конференции. Санкт-Петербург, 18-19 мая 2021. — С-Петербург, Российское эстетическое общество, 2021. С. 124-125.
Городская среда, города и их устойчивое развитие — один из самых популярных объектов актуальных междисциплинарных исследований. Интерпретации архитектуры International Style, в том числе и современной итальянской архитектуры, для СССР 1920-1930-х гг. являются Интересным феноменом для изучения идеологического противостояния и взаимовлияния образов и визуальных паттернов, к которому ранее практически не обращались исследователи в таком ракурсе. (См. статью “Восприятие архитектурной и градостроительной политики Италии в СССР между двумя мировыми войнами. // Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (38), 2021”). Таким образом осуществлена попытка актуализировать изучение «восприятия» архитектурных стилей и градостроительства фашистского двадцатилетия в Италии, их перцепцию в ранние годы нового советского государства с тем, чтобы в дальнейшем перейти к частным случаям стилистических заимствований и взаимного цитирования визуальных образов.
Феноменологическая интерпретация возможного взаимодействия субъекта с визуальным пространством, в котором происходит действие, характеризуется рядом архетипов и модальностей, имеющих нормативное значение. Для того чтобы «нейтрализовать» визуальный шум гибридной визуальной среды, можно предложить внедрение рационального отношения к развитию и соподчинению визуальных эффектов в темпоральном развитии конечного произведения на самом раннем этапе художественного проектирования. Возникающая при этом архитектурная среда не рассматривается как детерминированная материальными соотношениями, а учитывает «посредников»: факторы знания, идеологии, репрезентации. (См. об этом: а) Классические теории “продуктивного восприятия” форм и очертаний. / Николаева, Жанна Викторовна. //Восьмая Международная научная конференция «Механизмы формирования зон культурного отчуждения и пограничья — 2021» 6 - 9 октября 2021 г. Санкт-Петербург. Программа и тезисы, - СПб.: 2021; б) Материалы "Международного круглого стола «Проблемы идентичности в зонах культурного отчуждения городской среды: визуальная среда обитания» (Санкт-Петербургский государственный педагогический университет им. Герцена - Санкт-Петербургский государственный университет - Школа передовых исследований университета Сант-Анна (Пиза); 8-9 октября 2021 г.) (Д.А. Колесникова, Ж.В. Николаева, К.А. Очеретяный, А. Латыпова, А. Ленкевич). Программа и тезисы: The_international_workshop_Problems_of_identity_in_the_zones_of_cultural_exclusion_of_the_urban_environment_visual_habitat_Saint_Petersburg_Herzen_University_Saint_Petersburg_State_University_Sant_Anna_S.docx; с) Материалы международного круглого стола «Сhallenges of ethical sustainability: environment and emerging technologies. International Workshop Sant’Anna School of Advanced Studies (Pisa) - Saint Petersburg State University, 2021, July, 15-16. (Проблемы и оценки этической устойчивости: Окружающая среда и новые технологии. Международный семинар Школы передовых исследований Сант'Анна (Пиза) - Санкт-Петербургский государственный университет, 2021, 15-16 июля) (Д.А. Колесникова, Ж.В. Николаева, К.А. Очеретяный, : https://www.santannapisa.it/en/event/challenges-ethical-sustainability-environment-and-emerging-technologies;
https://pure.spbu.ru/admin/files/86218793/Workshop_Program_of_July_15_16.pdf
В целом, на данном этапе проведенное исследование побуждает к обсуждению и критике возможных и уже существующих реализаций визуально-экологических программ на примере архитектурных и градостроительных проектов, учитывающих данную тенденцию. С этой целью планируется уточнение и расширение возможностей включения методологического аппарата “Визуальной экологии” в программы учебных дисциплин нескольких специальностей через последовательное использование результатов исследовательского проекта в учебно-методических пособиях и материалах (См., например, Николаева Ж.В. Теория архитектурных форм от пространства к событию. 2021. УММ, подготовленные в рамках данного проекта РНФ